Время гладить кошек [litres] - Ринат Рифович Валиуллин

качать это кресло. – Качнулась в кресле Вера, повторяя свою любимую историю жизни.

– Чтобы получить такое кресло, – мужчина обвел взглядом весь дом, – надо сильно постараться, – и уткнулся в картину.

– Да, три выкидыша, два развода, одно предательство за три тысячи километров любви, а потом я завела кота, точнее, муж мне его подарил.

– Дорогая любовь.

– Дорогая я.

Самым забавным молодым и адекватным из всех гостей был психолог ее собаки. Его звали Тихон. Приятный молодой человек. Рыжий, как Верин кот. Однажды Вера, то ли случайно, то ли намеренно, познакомила меня с ним.

Она уснула в кресле во время их разговора, и разговор пришлось поддерживать мне. Настроения не было, и пришлось пойти ва-банк, чтобы его как-то поднять. Я решила поиграть с котом.

– А что вы читаете?

– В основном детективы. – Закрыла я книжку и кинула ему.

– Как вас зовут?

Он не ожидал. Весь извернулся, но все-таки поймал детектив. Глупо улыбнулся вопросом «больная, что ли?». Потом взял себя в руки, посмотрел на обложку, снова глупо улыбнулся и кинул мне книгу обратно.

– Тихон. – Сверкнул он своими бирюзовыми глазами. Глаза – вот что делало его неповторимым.

– Очень приятно. Фортуна. – Сделала я следующий ход. На этот раз Тихон был готов к игре и ловко поймал книгу. Снова посмотрел на обложку и отправил мне книгу обратно.

– Не скучно?

– Тетушке нравится. – Поймала я книгу и положила на столик рядом с собой.

– Да, Вера без ума от интриг. Я нигде не мог вас раньше видеть? – Загорелся от такой неожиданной разминки Тихон.

– Могли, в кино. Я часто снимаюсь в кино.

Молодой человек улыбнулся. Утонченный нарцисс, когда молчал, и сухой самолюбивый плющ, когда начинал говорить, который шаг за шагом пытался всех обнять, собрав всех под сенью любви к себе. Рыжий-рыжий. Прямо золотая осень. Он тянулся к солнцу, раскидывая свои хищные лапы, цеплялся за каждую деталь, чтобы подняться как можно выше. Фортуну это забавляло, как никогда хотелось куражиться и хамить.

– Первый раз вижу актрису, которая работает нянькой.

– Так это Вера затащила меня в кино, познакомила с одним режиссером, тот предложил сразу роль, а утром я проснулась знаменитой.

– С режиссером?

– Нет, я не такая.

– Так и я не такой.

– Откуда вы знаете, я же с вами еще не просыпалась.

– Это исключено.

– Я тоже так думала.

– Да, придумщица вы знатная. Зачем было городить всю эту трехэтажную чепуху?

– Знали бы вы, как тут все мне надоели, тетушка засыпает, а мне потом говорить с ее гостями. Вот и сочиняю. Вы же тоже любите сочинять.

– В смысле?

– Про меня уже что-то сочинили?

– Да. Говорят, что вы никакой не психолог, просто вошли в доверие к бабуле в надежде получить кусок от ее наследства.

В этом момент психолог почувствовал себя неудобно и поменял позу в своем кресле. Он закинул одну ногу на другую, будто повесил на входе вывеску «Закрыто на переучет».

– Не бойтесь, я вас не выдам, потому что в нас много общего, вы тоже любите сочинять.

– Ну я не совсем психолог. Я собачий психолог.

– Да? А ведете себя как школьный. А я та дикарка из детства, которую родители переводят из одной школы в другую. И для каждого из этих целителей душ есть своя остросюжетная история. Теперь-то я понимаю, что это была элементарная самооборона. Вам знакомо это чувство беззащитности?

– Да, оно называется чувство собственного достоинства.

– По-вашему, я не достойна играть в кино? Можете не отвечать. А я часто вижу себя блондинкой. А по сценарию мне надо побриться налысо.

– То есть вы настаиваете на том, что вы актриса?

– Да, кино никто не отменял и режиссер настоящий, он тоже приходит к тетушке, скажу по секрету, иногда я ее называю бабуля, но ей это жутко не нравится, они сплетничают о новых направлениях в кино, кто куда с кем пошел и с кем лег, и, конечно, о том, что раньше актеры играли лучше.

Здесь Фортуна не сочиняла. Киношник действительно приходил. И встречи эти напоминали старую кинопленку, которую зажевало в кинопроекторе, а люди в темноте зала начинали свистеть и топать ногами: «Когда ты уже сдохнешь, старуха!». Все окружение дома замерло в ожидании.

– Интересно, – неинтересно выдавил из себя психолог. Было заметно, что он включился, начал анализировать, но его ЭВМ никак не могла понять эту странную программу.

– Очень. Просто я еще не дала согласие.

– А он любит лысых?

– Ну какой вы глупый. Он вообще любит жену.

– Она безнадежно больна?

– А вы красивый, даже когда агрессивны. Я все чаще встречаю таких людей, им кажется, что они все про других знают.

– Конечно, знаю, раньше я работал пластическим хирургом.

– Как интересно. А я думала, что это все бабушкин бред. Значит, кожный психолог, – рассмеялась Фортуна.

– Скажите уже сразу – портной.

– Не обижайтесь. Никогда не видела пластических хирургов так близко к своему лицу.

– У вас все впереди.

– Вы такой самоуверенный.

– Ну я же хирург.

– Да, ваши ошибки слишком дорого обходятся красоте.

– Вы всегда такая агрессивная?

– Нет, просто хочу вам понравиться.

– Зачем?

– Чтобы вы сделали меня красивее, – рассмеялась собственной шутке девушка.

– Здесь медицина бессильна.

– А вы злой. Шутка неудачная. Вообще, шутить о внешности девушки в ее присутствии неприлично, да и в отсутствии тоже. Вот почему у вас и девушки нет, – тут же отыгралась Фортуна.

– Почему?

– Потому что у вас скальпель тупой. Вы делаете больно.

– Вы меня вынудили.

– Даже не уговаривайте. Нет, я ни за что под нож не лягу. К вам тем более, вдруг вы не только злой, но и злопамятный.

– Все так говорят, но проходит время. А у актрис оно проходит еще быстрее, по крайней мере им так все время кажется. Чувствуете, как оно проходит прямо по телу, потом стоит и топчется на лице.

– Ха-ха-ха, – театрально рассмеялась Фортуна. – Прямо на больное, но у меня там не болит пока.

– Годы изменят мнение.

– Вы считаете, что морщины – это изменение мнения?

– Нет, борьба с ними – это изменение мнения. Эта идея-фикс, что есть кто-то лучше, красивее, успешнее. Помните сказку, где постоянный вопрос к зеркалу: «Я ль на свете всех милее, всех прекрасней и белей».

– Ну раз вы такой умный, тогда ответьте почему?

– Женщины одержимы. Нет ничего более страшной одержимости в женщине, чем желание повторить другую женщину.

– Страшная – ключевое слово. Все хотят быть красивыми.

– И долго жить. Никто не хочет стареть. Хотя самый долгий путь к долголетию – это старость. Здесь заложен самый большой конфликт женщины. Никто